Мещанская свадьба. Семейный портрет в стиле ретро

«Эти современные авторы всегда вываливают в грязи именно семейную жизнь! А ведь это самое лучшее, что есть у нас, немцев!»
Мещанская свадьба, Бертольд Брехт

В 20-30х годах прошлого века молодой режиссер и драматург Брехт переживал то, с чем столкнулись многие реформаторы: шел самый расцвет соцреализма и зритель жарко протестовал против творческой индивидуальности. Пьесы Брехта отклонялись, постановки заканчивались скандалами.

Поэтому ранняя пьеса «Мещанская свадьба», как и многие другие его работы, обрела жизнь лишь несколько десятилетий спустя.

Время Брехта пришло, когда к концу 70-х в СССР интеллигентный зритель вконец устал от соцреализма и его пропаганды и тосковал по любым проявлениям творческой индивидуальности.

Люди покупали самиздат, слушали «запрещенную» музыку, проявляли интерес к авангардной живописи. Многие образованные люди считали за долг исследовать новое в творчестве.

В 1979 году «Ильхом» первым показал «Мещанскую свадьбу» Брехта на советской сцене. Пьеса была принята с оглушительным успехом.

***

Действие спектакля разворачивается в небольшой квартире, где идет небольшая свадьба, исполненная чинных ритуалов радушия и гостеприимства. Но благородному празднику не суждено состояться: с каждой минутой и каждым граммом алкоголя приличное поведение гостей и хозяев превращается в непристойное, вежливость — в презрение, а любовь и семейные ценности — в мученичество и тиранию.

К финалу все тайные и подавляемые пороки и страсти окончательно рвутся на волю, не оставляя никому из девяти присутствующих шанса даже на фиговый листок. В то же время происходит чудо: каждый из гостей обнажает не только пороки: каждый становится самим собой, без притворства заявляя о том, что ему дорого и ценно, а что противно.

Как реформатор, Брехт протестовал против трагедийности и пафоса. Благодаря этому зритель охотно узнавал себя в героях и в то же время мог над изобличенными пороками посмеяться.

Но развенчание мещанских ценностей не всем далось легко. Кто-то пытался вцепиться в пафос отживающего соцреализма.


«Ну зачем же стулья ломать?» — негодовали критики. — «Ну хорошо, с пошлостью надо бороться. Но не опускаться же самим до пошлости! Где гротеск, ирония, юмор, столь свойственные спектаклям, обличающим социальные пороки?! Не может не удивлять, что эти „творцы новой морали“, как они говорят, работают под эгидой ЦК ЛКСМ Узбекистана, Министерства культуры УЗССР, театрального общества Узбекистана».

Спектакль вызвал волнение в кругах, отвечающих за цензуру.

Но зритель постановку принял. «Мещанская свадьба» на сцене «Ильхома» продержалась более трех десятилетий и стала «визитной карточкой театра».

Собирала полные залы, срывая овации не только от местных зрителей, но и во время зарубежных гастролей. Спектакль с успехом был показан на сценах Москвы, Ленинграда, Болгарии, Литвы, Норвегии, Югославии, Германии. Даже спустя много десятилетий театральные эксперты вспоминают «Мещанскую свадьбу» театра Ильхом, как одну из самых значимых постановок того периода.


МАРК ВАЙЛЬ. ВЗГЛЯД РЕЖИССЕРА

Сделан был спектакль быстро и сочинялся легко. Мы репетировали в течение, кажется, шести недель, естественно, не догадываясь, что спектакль по брехтовской «Мещанской свадьбе» в «Ильхоме» станет классикой и проживёт в репертуаре столько лет.

В моем замысле были сформулированы идеи, далекие от жанра «чистой» сатиры, которая мерещилась впоследствии многим рецензентам, писавшим о спектакле. В чем-то мы смягчали неистового прагматика Брехта.

Меня привлекало в пьесе не столько «разоблачение мелкобуржуазной среды», сколько сама запись пьесы, представляющая собой «сухую стенограмму» диалогов на некоей свадьбе.

Эта стенограмма дразнила и предполагала многовариантность прочтения ситуаций и разработки характеров. Мне было интересно ее расшифровать и поставить спектакль в иронически-ностальгическом стиле ретро. Стиль ставился во главу угла.
***
Для связи времен и нашей памяти мы перенесли пьесу ближе к нашему времени, с 1920-х годов в 1950-е — годы нашего детства, когда патефон сменился электропроигрывателем, а фокстрот и буги-вуги — рок-н-роллом.

***
Это была работа с «крупным планом» на носу у зрителя. Я часто повторял актерам: «Вы должны быть как подсолнухи, и, как те чувствуют движение солнца, должны чувствовать направление, в котором адресуете текст и действие». В результате всего мы превратили брехтовскую «сухую стенограмму» в фугу для девяти голосов — характеров, которая развивалась согласно установленным нами законам композиции.

На протяжении всего спектакля герои действовали параллельно, иногда обыгрывая центральное событие эпизода, иногда игнорируя его. Начав тему с ритуала, ровных спин сидящих за свадебным столом, правил хорошего тона, мы постепенно, как бы на ровном месте, меняли и сгущали атмосферу. Постепенно характеры — голоса теряли маску общепринятого поведения, обнажались и оказывались уязвленными, полными комплексов, амбиций, обремененными грузом отношений с людьми. У всех у них была своя правда и счеты друг с другом и жизнью…