ПРЕМЬЕРА В «ИЛЬХОМЕ» – ФЕДРА: «ДУША: ВЕЗДЕ БОЛИТ»

В театре Марка Вайля «Ильхом» в минувшие выходные состоялась премьера спектакля «Цветаева. Федра». Режиссер-постановщик – Владимир Панков. После более чем двухчасового действа зрители вышли пораженные. Такую мучительно-напряженную для восприятия и ошеломляющую по силе эстетического воздействия постановку мог предложить ташкентцам, наверное, только «Ильхом».

Этот спектакль о любви, запретной и материнской, о боли, отчаянии и смерти. Он получился тяжелым, катарсическим, его смотреть было физически непросто. В спектакле витиевато перекручено несколько сюжетных линий: судьбы Цветаевой, Эфрона, Ариадны, Мура вплетены в историю поэтической драмы Федры и Ипполита. В древнегреческой мифологии Федра, дочь критского царя и жена афинского царя Тезея, полюбила своего пасынка Ипполита, но была им отвергнута, что привело к трагедии. В поэме Цветаевой античная любовная коллизия звучит пронзительно-оголенно:

«…Вразуми меня, дурную!
К шкуркам ланичьим ревную,
Устилающим пещеру.
Деревцо стояло, щедрой
Тенью путников поило.
Это я его спалила
Исступлением, тоскою.
Каждый вздох листочка стоил
Бедному, – румян: не смыслишь!
Сколько вздохов – столько листьев.
Не листва-нова – жизнь сохнет!
Сколько листьев – столько вздохов:
Задыханий, удушений…»

Цветаевские стихи актеры пропускали через себя, произнося надрывно, обрывисто. Такая поэтическая нарочитая нестройность отзеркаливалась прерывающейся «живой» музыкой в исполнении ансамбля «Omnibus». Звуковой ряд порой заставлял вздрагивать, шумовой порог был превышен, и это давило на зрителя, ему передавался душевный раздрай героев.
Актеры играли сильно, оглушительно, напропалую. Заслуженная артистка Узбекистана Ольга Володина в главной роли (Цветаевой и Федры одновременно) блестяще воплотила образы любящих, но сломленных женщин на грани безумия.
Режиссер с первых минут действа предрек ужасную гибель Цветаевой и Федры, вкладывая в уста героев фразу «хоть вешайся», произнесенную Пастернаком (провожавшим друга в дальний путь и доставшим прочную веревку для связки вещей). Массивные чемоданы на сцене, перетянутые этой крепкой веревкой, – символы трагической судьбы Цветаевой. У нее была суровая и горькая жизнь: разлука с мужем, эмиграция в Европу, лишения, возвращение воссоединившейся семьи в Россию, арест близких, нищета, в итоге – страшная фраза Марины Ивановны: «Я год уже ищу глазами крюк». В финале спектакля все прислужницы Федры висят в петлях – жуткая картина. На дальнем плане сцены зачитываются и сжигаются предсмертные записки Цветаевой. В них она пишет, что больше не может жить, и просит друзей не бросать на произвол судьбы сына Мура.
Благодаря сценографии: металлическим стенам и полу, большим переносным зеркалам, отражающим черно-белую гамму костюмов героев и дымо-световые эффекты, на камерной сцене была создана сюрреалистичная обстановка. Эта атмосфера искаженной реальности, изуродованной несчастной любовью и болью, соответствует строчкам поэмы Цветаевой «Федра»: «Все-то мечется! / Все мучится! / И рубахи против участи / Не скроишь – как ни выкраивай…»
Фото: Анатолий Ким, Юлия Саатова, Александр Раевский.
Надежда НАМ (газета «Леди»)