«Дракон — сказка 1943» Евгения Шварца 1982-1983 гг
Постановка М. Вайля.
Ассистент режиссера В. Умаров
Композиторы В. Славин, М. Розенблюм.
Художники Г. Брим, Ю. Гусейнов.
Тексты песен Р. Баринского, Д. Мусакова.
В ролях: А.Фельдшеров, М. Каминский, М. Корыцев, В. Фесенко, В. Голованов, И. Александрова, М. Власова, А. Дубровин, Н. Иванов, Г. Луковникова, Д. Мусаков, Б. Нишанов, И. Парамонов, Х. Хакимов, И. Чайковский.
Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя.
— Фридрих Ницше, «По ту сторону добра и зла»
…«Дракон — сказка 1943» по пьесе Евгения Шварца «Дракон» . Спектакль появился в VI сезоне театра в 1983 году. Оставался в репертуаре недолго, но шуму наделал. Если до этого на “Ильхом” оказывалось моральное давление, то теперь спецслужбы пошли в наступление: спектакли срывали, на двери вешали замок.
«Выход «Дракона…» совпал с моментом «жесткой атаки» на театр и состоянием напряженности зрителя, находящегося порой — в 22.00 — перед закрытыми дверями «Ильхома». (Так случалось несколько раз, когда функционеры под разными предлогами опечатывали вход в «Ильхом»).”
Оксана Хрипун, из книги «Неизвестный Известный Ильхом».
В основу пьесы-сказки Евгений Шварц взял древний архетипический сюжет «дракон притесняет беззащитных людей, но победитель дракона, мечтая освободить людей, сам становится драконом». Сюжет этот входит в фольклор многих стран — от мифов Древней Греции до китайских легенд. Современному зрителю сюжет известен по фильму «Убить Дракона» (реж. М. Захаров, 1988) и по нескольким мультипликационным фильмам.
«Опыт, который выстрадало наше поколение, я должен был высказать, и я его высказал…» Е. Шварц
Евгений Шварц предоставил такое видение: герою недостаточно просто победить дракона. Людям удобно быть «под драконьим иго», они сами хотят такого расклада, хоть и жалуются. Аллюзий на действующую власть в пьесу было заложено слишком много и она стала провокацией, которые власти театрам не прощали.
После первого же показа пьесы-сказки в 1944 году в Москве ее поставили под запрет до 1962 года. В 1962 году Н.П. Акимов (тот же режиссер, который поставил пьесу впервые) вновь ввел пьесу в репертуар. Она «продержалась» два сезона.
60е годы стали «возрождением Дракона». Пьесу поставили театры ФРГ, Франции и Польши.
В России «Дракона” вновь поставил Марк Захаров и после 17 представлений пьесу снова запретили.
В 1982 году Марк Вайль нашел в Центральном государственном архиве литературы в Москве самые ранние редакции пьесы. Ильхом стал единственным театром, который показал пьесу фактически в оригинале, в варианте «до цензуры».
———————————————
МАРК ВАЙЛЬ. ВЗГЛЯД РЕЖИССЕРА
Нашу постановку отделяли от этого спектакля и студенческого спектакля МГУ начала 60-х годов более чем два десятилетия.
В 1982 году мы поставили спектакль, назвав его «Дракон — сказка 1943» . Мы подняли архивные документы, связанные с пьесой (помогла аспирант МГУ Вето Исаева).
Выяснили, что в ней масса неоправданных, сделанных в 1944 году и позже купюр, в результате которых исчез целый ряд персонажей, до неузнаваемости изменился второй акт, пропал кабачок «Слава дракону», его хозяин и посетители, не встретились два молодых человека — люди одного поколения Ланцелот и Генрих, по-разному воспринимающие время Дракона. Непонятно, куда в третьем действии исчез кот Машенька (просто выпала реплика: «Арестован за распространение ложных слухов» ).
Восстанавливая текст по репликам и сценам, мы поняли весь смысл слов Е. Шварца, произнесенных на обсуждении в Комитете по делам искусств спектакля Театра комедии, поставленного Н. Акимовым в Ашхабаде и привезенного в 1944 году в Москву (после чего пьеса и была забыта на пятнадцать лет): «когда-нибудь я напомню вам ваши призывы к «чистой» сказке (выступавшие просили сделать все сказочное. — М.В.). Быть может, позже я и напишу «чистую» сказку без всяких ассоциаций. Но опыт, который выстрадало наше поколение, я должен был высказать, и я его высказал…»
Я поставил историческую сказку. Думаю, мы не лишили ее поэзии, но в костюмах, деталях, логике и привычках персонажей «Дракона» попытались выразить время написания сказки. Время, каким его видел и понимал Шварц. Но (о чудо!), возвратившись назад к истокам, включив в пролог спектакля документальную кинохронику 30-40-х годов, мы услышали все те же разговоры об остроте и неуправляемости ассоциаций. Очевидно, прав Ланцелот: «С вами придется долго повозиться… в каждом из вас придется убить дракона…»
В лучший период «Ильхома» нас захватывало желание реализовывать материал в яркой и неожиданной форме. Решая и без того сложную задачу стиля исторической сказки, мы облекли ее еще и в музыкальную форму. Нас вдохновила связь с музыкой 30-х годов — временем разгула кабаре. В конце 1981 года у нас появилась собственная студия звукозаписи. И группа музыкантов, соединив струнные и духовые инструменты с первыми электронными синтезаторами, в течение месяца по ночам писала сложнейшую стереофоническую фонограмму. В итоге реализовалось не все, в музыкальном и поэтическом текстах было много недотяжек. Однако ничто не прошло бесследно.
«Ильхом» научился довольно качественно писать музыку и работать со звуком. Актеры впервые столкнулись с серьезными вокальными требованиями. Месяц ночных записей «Дракона» положил начало созданию оригинальной музыки для наших спектаклей.»
————————————-
ОКСАНА ХРИПУН.
ИЗ КНИГИ «НЕИЗВЕСТНЫЙ ИЗВЕСТНЫЙ ИЛЬХОМ».
«Сцена в виде помоста застлана скатертью, превращена в гигантский стол. Вокруг него, вплотную к зрителям, рассаживаются «благонамеренные граждане» , чтобы скоротать время в ожидании конца боя… и затевают игру в лото. Они переговариваются друг с другом, обращаются за советом к зрителям.
Между сценой и залом исчезает граница. И потому вполне закономерно, что, разогнав толпу, Генрих позволял себе прикрикнуть на зрительный зал: «Встать! Все по домам!».
«Музыка В.Славина, в блестящей аранжировке Михаила Розенблюма создавала среду, в которой существовал народ — одинаково одетые в льняные костюмы бежево-серой гаммы: шляпник, садовник, музыкант, кукольник и другие горожане.
«В спектакле подчеркивалось одиночество Ланцелота. В ильхомовской вариации к нему не приходили на помощь ремесленники. В действительности ему доставался медный тазик, «исполняющий обязанности щита», и расписка в том, что «копья не оказалось на складе». Народ в своих каморках переговаривался и рассуждал: «Хорошая душа, не стоит ни гроша, пускай она нежна, но кому она нужна? Я за нее, мой друг, не дам медяшки. Не дам!» Они пели зарифмованную прозу, спрашивая Ланцелота: «Ты хочешь мир перевернуть? Пожалуйста!…» И заходились в «жестоком танго» и шимми, наплевав на все и всех.
Боялись ли горожане Дракона? Дракон, в исполнении М.Корыцева, был старым солдафоном с металлическим голосом, весь в черном, как Черный человек, необыденный. Так чего же они боялись? Только собственного, въевшегося Страха.”
«Неискушенный зритель начала 80-х, не привыкший к открытому тексту, обнаженным телам и откровенной экспрессии, льющейся со сцены, испытывал явные перегрузки. После финала ильхомовского «Дракона», как после шока, зал выдерживал паузу и только после нее взрывался аплодисментами, днями и неделями обсуждая увиденный спектакль.
«Дракон…» был не просто любопытный спектакль. В 1982 году в «Ильхоме» накопилась критическая масса некой энергии, потребовавшая выхода в масштабном экспрессивном спектакле, прямом разговоре о добре и зле, о лживой идеологии, парализующей, калечащей людей. В то время — 1982 году — такой была потребность — изъясняться напрямую. Совпали настроение, взгляд режиссера, актеров с жизненной ситуацией. Они нашли в пьесе мотивы и сыграли не только о недавнем прошлом, актуальном для них в то время настоящем, но и предсказали не столь отдаленное будущее — время грядущих перемен, случившихся в СССР через четыре года.»
