«Перо на песке». Не саунд-драма
Одна из первых сцен — в лучших традициях дона Хуана.
Ванна, она же корабль — дом, становится основным элементом декораций спектакля «Перо на песке» в театре Марка Вайля «Ильхом».
Перед нами Мацуо Сакисаки, Алексей Писцов, цензор. Он же – человек, без разрешения которого ни одно произведение не попадет на подмостки даже самых малых театров.
«Будь бы моя воля, я бы отменил всю цензуру!» — говорит он о своей деятельности. «В наше время театры – это самое глупое, что может быть. Их следует закрыть, а спектакли запретить. Сейчас самое время собраться, чтобы вынести все тяготы и испытания, приготовленные нам судьбой».
Спектакль начинается с полу-смеха, полу-карканья. Что вводит зрителя в недоумение, но приковывает его внимание.
Перед нами сцена, усыпанная песком. Милая девушка ещё перед самым спектаклем предупреждает всех и каждого: «Только не по песку! Не наступайте на песок!» И мы прыгаем на носочках, стряхиваем с обуви успевшую налипнуть пыль и не понимаем, что это уже начало спектакля.
По песку проложена дорога из бумаги, точнее из пьесы, что на ней написана. Эта дорога — и есть путь от автора к цензору, только проделав который, писатель может превратить своё произведение в спектакль.
Первая часть спектакля – выдержана в стиле Кастанеды. В ней ведутся разговоры о воронах. Голос цензора разносится эхом по залу. А его замысловатая одежда из кожаного потертого плаща и огромной шляпы в форме печати держат зрителя в экзальтированном состоянии.
«Как Вы относитесь к воронам?» и «Вы любите рисовую кашку?» – это одни из первых фраз, что мы слышим из уст цензора. «А то нашему ворону она не нравится!»
Говорит он всё это раскатистым голосом, без намека на улыбку, а зал покатывается со смеху.
Сценарист Коки Митано, Владимир Юдин, рассказывает цензору о своей театральной труппе «Академия смеха» и о главном актере театра, коронной фразой которого является: «Извините, но я в трусах!».
Диалоги сценариста и цензора – это обмен шутками, колкими фразами, метафорами, полными завуалированных смыслов, да и вообще, просто разговор двух людей, наконец-таки встретивших родственную душу.
Сценарист объясняет цензору смысл сценария, который он наглым образом стянул у Шекспира, и сделал из трагедии «Ромео и Джульетты» – трагедию «Джулео и Ромьетта комедия». Пытаясь завуалировать избитость своего сюжета и шуток, во время описания спектакля цензору, он вставляет такие слова как — софистика, интродукция, трюк, тем самым усложняя восприятие своего произведения.
Во время спектакля скворечники превращаются в воронечники, в них пытаются поместить ворона Мусаси, но тот выбивает крышу и улетает в ночь, при этом ранив жену цензора в ухо. И, как говорит цензор Сакисаки, оставив сквозняк, остывшую кашку и раненное ухо жены.
В спектакле множество отсылок к настоящему времени. Мы слышим шутки об известной в Ташкенте группе «Крылья оригами», а также видим пародию на хорошо знакомых всем актеров и режиссеров театра «Ильхом», смеемся над шуткам о зарплате в 6 йен и прочее. Также в спектакле есть отсылки к происходящим в Ташкенте событиям. От чего постановка становится более реалистичной и воздействует на зрителя с ещё большей силой. Половина зала сгибается пополам со смеху. Вторая половина смеется так громко, что местами заглушает актеров.
Во второй части спектакля ванна из корабля — дома превращается в импровизированную сцену, на которой и сценарист, и цензор по очереди начинают играть отрывки из трагедии «Джулео и Ромьетта комедия».
Но цензор все равно отказывается давать разрешение на постановку спектакля, так как действие его разворачивается в Англии, а не в Японии. Цензор настаивает, чтобы героями были японцы, а действие происходило в их родной стране.
Он проводит аналогию спектакля о чужеродной стране с рисовым колобком со сливой, национальным японским блюдом. Сакисаки говорит, что приготовь рисовый колобок Уинстон Черчилль — ни один японец к нему бы не притронулся.
Сценарист вносит правки, которые требует цензор. Но всякий раз все просьбы цензора он выполняет с издёвкой, добавляя к ним острого юмора. Цензор остается недоволен вновь и просит очередных правок, а сценарист не понимает, что же он делает не так.
Цензор просит вставить трижды фразу: «За нашу великую Родину!». Сценарист делает это, но рифмует слово родина то с гейшей по имени Родинка, то со словом смородина, то с несуществующим словом рапсодина.
Во время игры происходит постоянный контакт с песком. На песке ведутся правки самого произведения. Песок разрыхляется садовыми граблями, на нём рисуются линии, его поливают водой и лепят из него рыбок. Это живой материал – сама пьеса, которую получается менять, править и создавать из нее нечто новое.
При всех стараниях автора, цензор всё равно остается недоволен. И сценарист вынужден ходить к нему день ото дня, не сдаваясь.
При незатейливом сюжете режиссеру Максиму Фадееву удалось сделать из спектакля нечто совершенно новое, абсолютно завораживающее и бесконечно абсурдное.
Давно я так не смеялась, как при просмотре трагедии – комедии «Перо на песке». Максим Фадеев, действительно, удивил своим подходом к постановке нового произведения. Мы привыкли видеть в его исполнении экзистенциального Кафку, эпатажного Гоголя, или философичную трактовку кинофильма «Небо над Берлином». А тут – юмор в своем кристаллизованном виде. Выверенность и отточенность во всём, начиная с игры актеров, которая меняется на протяжении всего спектакля, заканчивая декорацией и музыкой. Поначалу герои – это далекие друг от друга люди, играющие начальника и того, кто вынужден подчиняться. Затем — это друзья, соавторы, безумцы. Потом вновь — начальник и подчинённый. И в самом конце – люди, получающие прозрение и обретающие своё истинное лицо.
Хочется, чтобы спекать был введен в репертуар театра на постоянной основе. Потому как в нашей жизни так не хватает этого тонкого искрометного юмора. Лично я, когда мне будет срочно необходима новая порция 100 % положительных эмоций, обязательно приду на «Перо на песке» ещё раз.
И важно отметить, что это не саунд-драма! И, возможно, именно поэтому спектакль хочется пересматривать.
Наталья Белоедова.
Фото: Анатолий Ким.