Замес человека. Как в Воронеже впервые показали саундраму на русском и староузбекском языках
Ташкентский театр «Ильхом» и российская театральная студия SounDrama приготовили для воронежцев незабываемое театральное блюдо с ярким восточным вкусом – музыкальный спектакль «Семь лун», поставленный по поэме средневекового поэта, музыканта и философа Алишера Навои «Семь планет». Постановку показали на Платоновском фестивале в четверг, 11 июня. Режиссер спектакля и создатель нового театрального жанра «саундрама» – Владимир Панков.
Национальный колорит
Еще не начался спектакль, еще зрители на протяжении 15 минут будут искать свои места, а на сцене уже началось мистическое действо. Человек, похожий на муллу, опирается на посох и монотонно, с паузами повторяет несколько слов: «Мир – Алишер – Навои – мелодичный – Низаметдин – бренный». Это уже не набор слов, а молитва, призванная ввести зрителей в транс и настроить их на особый ритм спектакля.
Театр «Ильхом» в Воронеже впервые. Это ведущий театр Средней Азии, который был основан в 1976 году известным режиссером Марком Вайлем. Создатели спектакля «Семь лун» (во главе которых – московский режиссер и создатель студии SounDrama Владимир Панков) использовали архаичный материал – сокращенную поэму Алишера Навои «Семь планет», которой уже, на секундочку, 531 год. Навои для восточной культуры – фигура культовая. Именно Алишера Навои называют создателем узбекского литературного языка. Поэтому неудивительно, что в спектакле на равных звучат два языка – староузбекский и русский. Русский зритель, который слышит незнакомую речь, ерзает от нетерпения понять, о чем же они говорят? Актеры не всегда переводят староузбекские реплики на русский, часто смысл действа передается через стоны и крики, звуки музыки. Понять, где на сцене актеры, а где профессиональные музыканты из группы «Омнибус», подчас сложно: создается впечатление, что все они мастерски играют на узбекских национальных музыкальных инструментах: почти двухметровой духовой трубе – карнае, струнном инструменте – чанге, смычковом рубабе. Узбекский музыкальный колорит дополняется классическими ударными, виолончелью, скрипками.
Как объясняет режиссер спектакля Владимир Панков, «Семь лун» – мультимедийный, музыкальный проект, но это не опера и не мюзикл, это – SounDrama. Этот жанр появляется, «когда один звук рождает другой, когда каждый актер становится музыкальным инструментом, когда вся драматургия раскладывается по музыкальной партитуре».
Кстати, музыкальные инструменты в театре «Ильхом» – больше, чем инструменты. Они же – часть декораций. На «заднике» сцены развешаны тарелки, похожие то ли на блюда, то ли на древние щиты – одна другой меньше. Они же – ударные. Всего – семь, по числу «Семи лун».
Замес человека
Все действие спектакля происходит на сцене, усыпанной песком. С самого начала центром ее служит большой чан, он же – котел, он же медный таз. В спектакле это не просто утварь. В чане разводят костер, его используют как барабан, в нем умываются и в нем омывают. А еще именно чан становится порталом, откуда человек приходит в мир земной (именно в чане под колдовское, шаманское пение и игру замешивают «тесто», из которого выйдет человек) и порталом для перехода в мир иной.
В первой же сцене параллельно с «приготовлением» человека в чане на авансцене рожает женщина, роды у которой принимает знахарка-колдунья (Ольга Володина) – загадочный персонаж, выступающий то в роли прислуги, то в роли совести, то в роли судьбы и проводника в загробный мир.
В спектакле буквально с самой первой сцены нарастает напряжение и опасное предчувствие, которое зритель чувствует буквально нутром. Напряжение достигается невероятными усилиями актеров и музыкантов, которые ни на миг не дают зрителю расслабиться, тревожными звуками скрипки и виолончели, погребальным колокольным звоном тарелок. Сцена не пустует – на ней многолюдно, как на восточном базаре. Здесь происходит постоянное движение, с танцами, игрой, колдовством, мельтешением. У зрителя появляется возможность посмотреть на сцену панорамным зрением, как бы с высоты птичьего полета. Именно на такой высоте можно одновременно увидеть, что делает шах Бахрам и его свита, красавица Диларам и народ.
Поэма Алишера Навои «Семь планет», которая легла в основу спектакля «Семь лун», по драматическому накалу схожа с древнегреческими трагедиями. Любовь для Навои — одновременное высокое, духовное и эротическое чувство, которое подчиняет человека себе и лишает его свободы.
Сюжет спектакля Владимира Панкова отличается от сюжета поэмы Навои. Шах Бахрам (Борис Гафуров), увидев портрет дочери китайского купца Диларам, который ему показывает странствующий художник Мани (Сейдулла Молдаханов), влюбляется в нее без памяти. Заплатив приданое – «конечный оброк восточного царства», царь женится на девушке. Но любовь и страсть шаха не приносят супругам счастья. Напряжение спектакля в финале взрывается грозовым разрядом и оборачивается трагедией. Пьяный царь, самолюбие которого задето дерзким замечанием супруги, выносит ей смертный приговор. Наутро, очнувшись от ночного пира, шах пытается найти свою любимую и даже не помнит, что совершил накануне. Но если в поэме шах, потосковав, продолжает жить, женившись на семи дочерях своих подданных, то в спектакле все не так радужно — шах сходит с ума и умирает от горя.
Голос женщины
Спектакль «Семь лун» построен на контрастах. Два мира – народ и власть – две параллельные прямые, которые никогда не пересекаются. Это отличие можно увидеть не только в одежде (народ облачен в национальные халаты, а шах и его окружение – в дорогие черные костюмы), но и в музыке (народ играет на национальных узбекских инструментах, а окружение царя – на саксофоне). Архаика в спектакле чудесным образом сочетается с современностью. Именно в спектакле женщина получает право голоса, чего в тексте Навои не было. И как бы кощунственно это ни звучало для восточного менталитета, но в спектакле нетрудно заметить феминистские нотки. Супружеское ложе – это покрытый скатертью стол, на котором голодный мужчина «съедает» предмет своего вожделения. В спектакле это показано буквально: шах съедает яблоко познания. Первая брачная ночь на сцене напоминает изнасилование, где невинность приносится в жертву. Белую простынь-скатерть с пятнами крови художник Мани показывает зрителям.
Шах Бахрам в исполнении Бориса Гафурова – вечно страждущий, несчастный человек, который обуян то жаждой вина, то жаждой власти («Я – первый, я – высший»), то жаждой любви. Утолить ее он не может. Вечно пьяного деспота страсть лишает царской воли и превращает в немощного старца, сидящего на диване и уставившегося в телевизор. Калека отныне неспособен заниматься государственными делами: «Но если любовь царем завладела, то правду искать – пропащее дело».
Образ женщины, Диларам, которую играют сразу четыре актрисы, на всем протяжении спектакля меняется – из невинной девушки она превращается в стервозную натуру, которая вот-вот потеснит мужа на престоле. Но близость смерти возвращает поверженной возлюбленной образ мученицы, которая несет свой символический крест (в спектакле его роль выполняют перевернутые станки, которые трансформируются то в скамейки, то в столы, то в могилы, где вместо памятников – туфли и одежда умерших). Перед смертью герои переодеваются из платьев и костюмов в белые одежды: в большинстве восточных стран на похороны принято надевать белое.
Перед смертью царь повторяет те же слова, что вначале повторял мулла: «Мир – Алишер – Навои – мелодичный – Низаметдин – бренный». Кольцо композиции замыкается, но финал остается открытым: теперь шапку восточного владыки надевает на себя юный царь (Фарход Эркинов), который повторяет слова шаха Бахрама: «Я первый, я – высший».
Спектакль «Семь лун», неистовый, мрачный – тюркский захватчик внимания зрителей, которые полтора часа не были в силах отвести взгляд от сцены. Нет никаких сомнений в том, что очередного спектакля театра «Ильхом» воронежцы будут ждать с большим нетерпением.