«Орестея» Эсхила, театр «Ильхом», Ташкент, реж. Марк Вайль

ЖЖ-юзер arlekin: http://users.livejournal.com/_arlekin_/1396042.html

Нелепо ждать от сегодняшнего театра «аутентичного» подхода к древнегреческой трагедии и к мифологическим сюжетам вообще – тогда пришлось бы разбираться в историко-культурном контексте, в конфликтной смене социальных укладов и понятий, которые в этих трагедиях отразились (патриархат-матриархат, минорат-майорат, кровное родство-супружеский союз) – а это удел специалистов и вообще для театра неактуально, театр интересуют проблемы более универсальные. С другой стороны, разговор о «первых шагах демократии» которое узрели в «Орестее» иностранные спонсоры постановки, это слишком уж откровенный интеллигентский идиотизм, и у Вайля хватило напоследок ума и вкуса не пойти в этом тупиковом направлении.

Но все-таки и формат ток-шоу в целом, и связанные с ним технологические приемы – использование видеоэкранов и мобильных видеокамер, выводящих на них изображение, телеведущие с микрофонами, говорящие на разных языках, русском, английском, узбекском – все это, положа руку на сердце, третий сорт нового европейского театра, возможно, необходимый режиссеру и артистам как опыт, но опыт чисто учебный, заведомо не слишком результативный в художественном отношении. Как и буквалистская иллюстративность режиссуры: заходит речь про «любимых пепел» – пожалуйста, урны с продуктами кремации в наличии; стены в момент убийств начинают истекать кровью; покойников вымазывают какой-то серой глиной; пир обозначается тележкой из супермаркета, в которой вывозятся фужеры с вином и т.д. Такая же банальность – использование в действии рок-группы и переодевание артистов в военный камуфляж.

Задействовано столько всего – и ничего, что нельзя было бы не видеть прежде десятки раз в других постановках. При этом по-актерски выразительными оказываются разве что роли Клитемнестры и собственно Ореста (этот же мальчик играл в «Радении с гранатом» самого миловидного бачу). В нагромождении технических средств воздействия теряется индивидуальность исполнителя – хотя для меня это не главная проблема спектакля.

Наверное, можно еще каким-то образом характеризовать решение тех или иных персонажей: боги – жалки и вульгарные, обмотанные ремнями, подвешенные на тросах и гуляющие вертикально по стенам, как цирковые акробаты (Аполлон, призывающий Ореста убить мать и отомстить за отца, так и вовсе дешевый клоун), Орест – инфантильный юноша в школьном костюмчике и коротких штанишках… Можно описывать отдельные любопытные эпизоды: например, встречая вернувшегося Агамемнона, Клитемнестра выходит в ярко алом платье с огромным, 20-метровым, наверное, шлейфом, который расстилается перед героем-победителем, как парадная дорожка; под этим же шлейфом, когда рассеется праздничная толпа в финале, прощенного судом Ореста находит мертвым его друг Пилад; эпизод убийства Агамемнона разыгрывается в треугольной ванной (обычно такие используются под джакузи, но здесь – обычная лоханка на подставке с ржавым дном снаружи) – пока муж спит, Клитемнестра здесь же совокупляется с Эгистом, и когда Агамемном приходит в себя, любовник жены зажимает ему рот, а Клитемнестра вбивает в тело мужа молотком огромный металлический гвоздь – в дальнейшем действии стук молотка по гвоздю будет напоминать о содеянном и взывать к отмщению.

Но если дело только в том, чтобы пересказать сюжет «Орестеи» актуальными художественными средствами – то вся эта трагедия в стиле рок, весь этот марш цвета хаки явно вторичен (в лучшем случае), какие-нибудь Лангхоф или Касторф то же самое делали давно и интереснее, а Лангхоф, подозреваю, еще и уложился бы в час двадцать без антракта – красная цена подобному действу, строго говоря. Ильхомовская же трагедия длится официально три сорок пять, фактически, как оказалось, поменьше, но все равно – если история дана не в нескольких ярких сценках-картинках, а разворачивается в последовательном повествовании, значит, постановщик что-то через нее хотел сказать, и, опять-таки – не про патриархат-матриархат и не про приоритет супружеского долга и долга чести перед кровным родством, а нечто остро-злободневное. Что именно – для меня осталось загадкой, несмотря на то, что я пару раз перечитал статью Вайля о спектакле, завершенную им за день до того, как его самого убили. Там много слов о «преступлении и наказании», о «цене подвига», о том, что героика Троянской войны складывается, по сути, из цепочки злодеяний, сколь ужасных, столь и мелочных в своей основе. Все это, в общем-то, для театра наших дней тоже – не новость, взять хотя бы, чтоб не ходить далеко, «Троила и Крессиду» Туминаса, а чем дальше на запад, тем меньше героики, сплошь демистификация, демифологизация, снижение пафоса. Такое снижение Вайль задает изначально, вводя трагический сюжет в рамку чуть ли не площадного фарса, когда в начале и в конце представления появляются персонажи в комических масках.

Судьбу Ореста в спектакле решает публика всеобщим, прямым и открытым голосованием, раскладывая по черным и белым котомкам специально приготовленные в антракте камешки. Решают вроде бы с незначительным перевесом голосов за Ореста – ну а если решат против, у трагедии будет другой финал, или Афина все-таки вынесет приговор независимо от результатов народного волеизъявления (Эсхил ведь, не Павич)? И окончательный исход, совершенно неожиданная смерть уже оправданного героя – это что, знак недееспособности демократических институтов? Или проявление судьбы, над которой невластны никакие псевдо-божества, не говоря уже о нескладных, убогих людишках с их социальными институтами? Но, так или иначе, а для подобного вывода достаточно увидеть последние десять минут спектакля, а для того, чтобы разобраться в его технологии, усвоить использованные режиссером приемы – первые десять минут. Ну а что делать в промежутке продолжительностью три часа?

[info]bekara
2009-04-28 05:28 pm UTC

Имхо – мне кажется, спектакль получился про то, что от людей ничего не зависит. Люди – исключительно безвольные несчастные жертвы богов. (мне это не нравится, но так получается у Вайля) потому и Ореста оправдывают – что с него возьмешь (хотя если его правда в ташкенте оправдывают чуть ли не единогласно – значит, у них там какие-то другие вероятно причины, но какие – не понимаю искренне, тут то как раз видно, что его прельщали – и он прельстися, так что хотя опять же виноват не он а Аполлон, мораль по идее должна быть – не прельщайся)

[info]sen_semilia
2009-04-28 07:08 pm UTC

наверное, кровная месть

[info]_arlekin_
2009-04-29 10:34 am UTC

У Вайля – не столько богов, сколько людей, стоящих у власти
боги у него очень сильно демифологизированы, «снижены» – я это отметил. Вайль именно об этом написал в своей предсмертной статье.

***
тут сложный вопрос, связанный не оправданием убийства матери, сколько с оправданием самой матери – она ведь тоже убийца, но убийца и Агамемнон… – это бесконечная цепь злодеяний

***
в спектакле, однако, меня больше не устроил не морально-философский, а формально-технологический аспект: уж очень все вторично…